Уйти в монастырь

Он захотел уйти в монастырь не сразу. В детстве он мечтал стать не монахом, а летчиком-истребителем. Носиться в небе на сверхзвуковой скорости и, может быть, однажды выйти в открытый космос. Но судьба распорядилась иначе.

После школы его состояния резко изменились. Чем чаще он задумывался о будущем, тем ужасней казалась перспектива. Ничего не радовало. О чем бы он ни думал, все было неважным, душа ни за что не цеплялась. Мир казался картонным, склеенным по каким-то кривым чертежам из обрезков бумаги. Ничего не приносило даже удовлетворения, не то что счастья.

Однажды он прошел какой-то очередной курс в интернете. Курсов на его счету было уже много. Все обещали улучшение жизни, классные состояния и фейерверк реализованных возможностей. Вот и этот курс принес небольшое прибавление сил и подъем настроения. На пару дней. Потом темная пелена снова заволокла горизонт. Все. Надежды больше не было.

Ничего не изменится. А жить так – невыносимо.

Разные странные мысли стали приходить ему в голову. Такие четкие, новые и очень уверенные: «А что если кран не закрывать, лечь в ванну и заснуть… или случайно выйти на проезжую часть – просто движение, без подготовки – и все». Эти мысли приносили неожиданное облегчение, которого давно не было.

Бегство

Дни проходили хаотично. Мысли о суициде уже оформились во вполне четкую и осознанную картину мира, где смерть была осмысленная и реальная, а существование почти не ощущалось.

Казалось, вопрос решен.

Но однажды кто-то позвал его съездить в монастырь. Дорога была недальней, а места уединенными. Это ему понравилось. Он любил природу, хоть и выбирался крайне редко: любое лишнее движение в этом мире приносило почти физическую боль.

День выдался легким. Светило солнце, пели птицы. Весна всегда давала облегчение, и мысли не давили таким уж тяжелым грузом. Он согласился.

Монастырь находился на полуострове, на самом берегу. Когда он вошел через ворота во двор, его внимание сразу привлекла стая птиц, которая кружила в небе недалеко от купола с колокольней.

Это небесное движение, тишина и сама атмосфера места пробудили в нем что-то такое, чего не было раньше. Как будто пронзительный звук прошел через все тело. Нет, не прошел, он всегда был в нем, но за суетой и шумом мира его не было слышно.

Этот новый звук безраздельно завладел вниманием, захотелось слушать его, а потом и окружающее пространство – двор, птиц, колокола. Захотелось слышать и захотелось жить.

Ненависть

Он остался в монастыре послушником. Никуда уезжать больше не хотелось.

Ему переправили почтой вещи. Какое-то время, долго, он даже не выходил за территорию монастыря.

Но не все было благополучно. Исполнение монашеских обрядов поднимало бурю разных чувств. Каждую свободную минуту он начинал судорожно повторять одну и ту же молитву, единственную, которую знал, – «Отче наш». Не потому, что верил или чего-то просил, а только для того, чтобы заглушить мысли и чувства, которые его переполняли и грозили разорвать на части.

Этот период жизни он назвал «очищением». Было ощущение, что он состоит из грязи, которая всегда была с ним, но привычно сливалась с окружающим миром. А здесь, перед иконами… эта грязь будто проявилась. Светлые пути. Жизни, полные отречения, служения и душевного подвига… он не мог смотреть святым в глаза. Ему казалось, они видят его насквозь, всю его нечистоту и пустоту. Пустую жизнь, в которой не было ни одного праведного поступка, даже просто нужного кому-то дела.

Он ощущал постоянное раздражение. Сначала его бесили люди, все окружающее вызывало в нем лютую ненависть. Потом он понял, что люди ни при чем, что все лучше, чем он, а плохой он сам. И тогда он возненавидел себя, свою грязь.

Торг

Стали возникать минуты слабости. Иногда, в невыносимых муках все заполняющей ненависти, он молился Богу и просил помочь. Бог молчал. Тишина монастырских стен казалась еще более каменной и глухой. Глухой к его страданиям и мольбам.

Однажды глупость собственной надежды показалась ему отвратительной: настолько он был жалок в своих глазах. Ему стало противно, и он навсегда оставил просьбы. Понял, что никто не поможет.

Этот период он назвал «потерей желаний», потому что понял: только желания держали его в рабстве. Это они заставляли его молиться и просить, унижаться, стоять с протянутой рукой. Это было еще тошнотворней, чем та грязь, те негативные чувства, которые поднимались в нем в самом начале. Тогда он возненавидел желания.

Депрессия

Когда ты ненавидишь свои желания, ты подавляешь их.

Да, он стал сильнее, но радости это не принесло. Ведь радость – это наполнение… А наполнять было больше нечего.

Этот этап он назвал «темной ночью души» и несколько раз хотел прочитать ту книгу, в которой была написана эта знакомая с детства, избитая фраза. Но желания не должны наполняться. На них теперь стоит запрет. Он не может себе позволить даже чтение. Оно слишком расслабляет, расхолаживает, ведет к очередному приступу слабости. Ни в коем случае он не может этого допустить.

Все, что он может, это исполнять режим: вставать в пять утра и читать до семи молитвенник, затем дежурства, завтрак, снова молитвы, работа в саду, чистка двора, проповеди, служба, снова молитвы. С утра и до позднего вечера. Только это давало ему силы, только это было разрешено в его внутреннем монастыре.

Смирение

Однажды утром его восприятие изменилось. Он лежал на кровати, а в окно бил солнечный луч. Этот луч пролетал мимо него и ударялся в стену, оставляя замысловатый узор. Он был похож то ли на кошку, то ли на… «Ветки осины преломляют свет, – подумал он. – Из-за них на стене образуются разные узоры, которые привлекают внимание, заставляют думать о них, давать имена. Но сам свет распространяется одинаково во все стороны. Это предметы, которых я не вижу, встают на его пути. Я смотрю не на свет, а на стену…» Тогда он повернулся к окну, и солнце ослепило его.

…

Он понял, что просто наблюдает за всем, что происходит. Больше нет осуждения и ненависти, больше нет тех желаний, от которых хотелось выть и лезть на стену, неудовлетворение которых вызывало боль и агрессию, заставляло кидаться на людей. Нет больше и депрессии… Чернота отступила. Он услышал звон колоколов, и этот звон заполнил его душу. Он стал этим звоном. Он стал всем.

А потом он проснулся.

Он лежал в ванне, и из нее бежала вода. В дверь стучали.

Он не утонул. Его ноги жестко упирались в край маленькой ванны и даже в расслабленном виде никак не давали телу сползти в воду.

Стук повторился. «Соседи», – догадался он.

Он набросил халат и открыл дверь.

Люди

— Конечно, конечно, Марь Иванна. Конечно, я оплачу ремонт. Вот только вытру пол. Простите, ради Бога. Я уснул в ванне.

Какая хорошая женщина, все поняла, даже побеспокоилась, все ли в порядке.

Странный же сон мне приснился. Будто я жил очень тяжело и даже хотел утопиться. Приснится же такое.

Надо помочь этой доброй женщине. Прямо сейчас схожу посмотрю, все ли у нее в порядке. Вот только пол… Еще столько дел сегодня. Петя хотел апельсинов. Я помню, он их любит. Так, еще нужно подать заявление в летное и пройти медкомиссию. Позвонить маме. Что-то еще. Такое чувство, будто я что-то забыл…

Автор Валерия Старкова
Корректор Анна Катаргина

Статья написана под впечатлением онлайн-тренингов «Системно-векторная психология» Юрия Бурлана